Эрин Моргенштерн - Ночной цирк [Litres]
– Вот и хорошо, – говорит Селия. – Мы прибываем через несколько часов, так что я предлагаю вернуться к этому разговору позднее.
– Погоди, – подает голос Виджет.
Все это время он сидел на бархатной кушетке, не встревая в беседу, но теперь поворачивается к Селии.
– Перед тем, как ты выставишь нас за дверь, я хочу задать один вопрос.
– Слушаю.
– Ты сказала, что мы не в состоянии постичь масштабов того, что здесь происходит, – говорит он.
– Пожалуй, это была не самая удачная формулировка.
– Это поединок, верно? – спрашивает Виджет.
Селия смотрит на него, и на ее губах появляется печальная улыбка.
– Тебе потребовалось шестнадцать лет, чтобы сделать это открытие, – говорит она. – Я ждала от тебя большего, Видж.
– У меня давно возникли подозрения, – говорит он. – Не так-то просто разглядеть то, что ты пытаешься от нас скрыть, но в последнее время я подмечал то одно, то другое. Ты утратила бдительность.
– Поединок? – спрашивает Поппет, попеременно глядя то на брата, то на Селию.
– Нечто вроде шахматного турнира, – объясняет Виджет. Цирк – доска, на которой разыгрывается партия.
– Это не совсем так, – возражает Селия. – Все несколько сложнее, чем в шахматах.
– Мы все играем в игру? – недоумевает Поппет.
– Не мы, – качает головой Виджет. – Она и кто-то еще. А все остальные – кто мы? Пешки?
– Ты все неправильно понимаешь, – говорит Селия.
– Тогда объясни, чтобы я понял, – просит Виджет.
Вместо ответа Селия долго и пристально смотрит ему в глаза.
Какое-то время Виджет не отводит взгляд, а Поппет с любопытством глазеет на обоих. Наконец Виджет моргает, на его лице читается удивление.
Вздохнув, Селия обращается к ним.
– Если я и не была до конца честна с вами, то лишь потому, что знаю много того, что вам знать не нужно. Я прошу вас доверять мне, когда я говорю, что делаю все возможное, чтобы все исправить. Это довольно хрупкое равновесие, и оно зависит от целого ряда факторов. Самое лучшее, что мы можем сделать, это принимать все, что нам выпадает, не заботясь ни о том, что уже произошло, ни о том, что еще нас ждет. Договорились?
Виджет кивает, и Поппет неуверенно следует его примеру.
– Спасибо, – улыбается Селия. – А теперь я прошу вас отправиться к себе и немного поспать.
Ни говоря ни слова, Поппет обнимает ее на прощание и выскальзывает в коридор.
Виджет задерживается в дверях.
– Прости меня, – говорит он.
– Тебе не за что извиняться, – возражает Селия.
– Все равно прости.
Напоследок он целует ее в щеку и выходит за дверь, не дав ничего сказать в ответ.
– Что это было? – спрашивает Поппет, когда Виджет догоняет ее в коридоре.
– Она позволила мне прочитать свое прошлое, – говорит он. – Все целиком, ничего не скрыв. Раньше она никогда этого не позволяла.
Он отказывается объяснять что-либо еще, и остаток пути они проходят в молчании.
– Как ты думаешь, что нам делать? – спрашивает Поппет, когда они оказываются в купе, и рыжий котенок удобно устраивается у нее на коленях.
– Думаю, нужно ждать, – вздыхает Виджет. – Пожалуй, это все, что нам остается.
Сидя у себя в купе, Селия разрывает шелковый платок на тонкие полоски. Одну за другой она бросает их в пустую фарфоровую чашку и поджигает. Она повторяет это снова и снова, до тех пор пока ткань не перестает обугливаться и, даже будучи объятой пламенем, сохраняет свою белизну.
Преследователи
По дороге из Бостона в Нью-Йорк, 1 ноября 1902 г.
Утром довольно прохладно, и потертое серое пальто Бейли выглядит не слишком изысканным дополнением к новому графитовому костюму. Он вообще не уверен, что сочетание оттенков удачное, но на улице и на вокзале царит такая суета, что беспокоиться о внешнем виде просто некогда.
На вокзале им встречаются и другие сновидцы, направляющиеся в Нью-Йорк, однако этим удается купить билеты только на более поздний поезд, поэтому перед тем, как Бейли с друзьями садится в вагон, они суетливо прощаются друг с другом, попутно пытаясь разобраться в горе сумок и чемоданов.
Время в дороге тянется медленно; Бейли смотрит на сменяющийся в окне пейзаж и в задумчивости грызет ногти.
Виктор садится рядом, держа в руках красную книгу в кожаном переплете.
– Я подумал, вдруг тебе захочется почитать, чтобы скоротать время, – говорит он, протягивая ее Бейли.
Перелистнув несколько страниц, Бейли с удивлением обнаруживает, что это не что иное, как тщательно собранный альбом. Преимущественно черные листы заполнены вклеенными газетными вырезками, среди которых, впрочем, попадаются и письма, написанные от руки: какие-то – совсем недавно, а какие-то – больше десяти лет назад…
– Здесь не все на английском, – поясняет Виктор, – но, думаю, большую часть статей тебе удастся прочесть.
– Спасибо, – говорит Бейли.
Кивнув, Виктор возвращается на свое место.
Поезд по-прежнему пыхтит по полям, но красоты пейзажа Бейли больше не интересуют. Он снова и снова перечитывает слова герра Тиссена, находя в них одновременно и знакомое, и неизведанное.
– Не припомню, чтобы ты с таким интересом относился к кому-то из новых сновидцев, – слышит Бейли слова Лорены, обращенные к брату. – Во всяком случае, не до такой степени, чтобы доверить одну из своих книг.
– Он чем-то напоминает мне Фридриха, – тихо отвечает Виктор.
До Нью-Йорка остается всего ничего, когда Элизабет садится в кресло напротив Бейли. Отметив место, до которого он дочитал статью, посвященную сравнению игры света и тени в одном из шатров с индонезийским кукольным театром, он откладывает книгу в сторону.
– Мы ведем довольно странную жизнь, гоняемся по миру за мечтой, – тихо говорит Элизабет, глядя в окно. – Мне еще не доводилось встречать сновидца, который, будучи столь юным, питал бы такую же страсть к цирку, как те из нас, кто живет этим уже многие годы. Я хочу подарить тебе вот это.
Она вручает ему алый шерстяной шарф, который только что закончила вязать. Он длиннее, чем казалось Бейли, когда он наблюдал за ее работой. Бахрома на концах заплетена в косички.
– Я не могу его принять, – качает он головой, отчасти глубоко польщенный, отчасти уставший от того, что все норовят ему что-нибудь подарить.
– Ерунда, – заявляет Элизабет. – Я постоянно их вяжу, от одного клубка с меня не убудет. Начиная его вязать, я не думала, кому он достанется, так что он явно предназначался для тебя.
– Спасибо, – говорит Бейли и, хотя в поезде довольно тепло, тут же наматывает шарф на шею.
